Еще кусочки из книги Marjorie Burns, The Perilous Realms. Галадриэль как богиня войны и плодородия ;) Перевод с английского Анны Блейз (с).
Продолжение следует немедленно :)
Итак, характер Гэндальфа усложняется посредством введения параллельных персонажей, как внутренних, так и внешних по отношению к миру Толкина. И во многом теми же методами образ Галадриэли развивается и выводится за пределы ее идеализированной роли во «Властелине Колец». Но если основной амбивалентный прототип Гэндальфа (и его отрицательных двойников) заимствован из скандинавской мифологии, то в поисках прототипа Галадриэли Толкин обращается к кельтской традиции с ее многообразными ипостасями древней богини и различными волшебницами, образы которых восходят к этим опасным и ненадежным, но зачастую обворожительным божествам. Разумеется, многие типичные черты кельтских богинь и волшебниц не менее типичны и для волшебниц и богинь других традиций, однако антураж, персонажи и события, которым подражает Толкин, стоят ближе всего именно к традиции кельтской. И все это находит ярчайшее выражение в истории Галадриэли.
Поскольку за Галадриэлью скрывается целый ряд фигур, оказавших на нее существенное влияние, формирование этого образа (и его отрицательных двойников) протекало гораздо сложнее, чем в случае с Гэндальфом, Сауроном и Саруманом, опирающихся, по существу, на один-единственный источник — скандинавского Одина. Особая сложность Галадриэли объясняется не только бОльшим количеством прообразов, но и бОльшим разнообразием литературных и исторических периодов, к которым они относятся. К тому же Галадриэль — не просто чародейка, созданная Толкином на основе кельтской традиции. Та Галадриэль, с которой мы встречаемся во «Властелине Колец», представляет собой позднюю и значительно смягченную интерпретацию кельтского прототипа, к которому Толкин обращался на протяжении всей своей литературной карьеры.
Логика подсказывает, что начать следует, собственно, с самой кельтской богини. Как и Один, она далеко не проста. Это богиня гордая, ревнивая и мстительная, олицетворяющая одновременно плодородие и войну; богиня, которая в своих крайних проявлениях предстает то обольстительной, то чудовищной. Фактически, в ней объединены несколько различных богинь (чем во многом и объясняется противоречивость ее характера), образы которых, в свою очередь, варьируются от сказания к сказанию, от местности к местности и, самое главное, с течением времени, по мере того как одни из них смешивались и отождествлялись между собой, а другие расщеплялись, порождая новых персонажей. При таком разнообразии изменчивого синкретического материала неудивительно, что интерпретации и выводы, к которым приходят различные исследователи, не во всем согласуются между собой; и все же исследователям данной области, наиболее известным во времена Толкина и оказавшим на него наибольшее влияние, удалось прийти к единому мнению по крайней мере относительно сущности этих древних божеств и выработать более или менее единый подход к их изучению.
Основные и самые типичные представительницы этого великого множества кельтских богинь таковы: Дану — Великая Мать; Рианнон — богиня в облике лошади, покровительница плодородия; и зловещая троица Бадб — Маха — Морриган, три богини, «предвещавшие кровавую бойню и являвшиеся на поле битвы» [1]. Дану, несмотря на звучный титул «Великая Мать», никогда не привлекала такого внимания писателей и ученых, как другие богини — и, в первую очередь, богини войны. А среди кельтских богинь войны главное место занимала Морриган, превосходя прочих вплоть до того, что всю триаду Бадб — Маха — Морриган нередко обозначали собирательным названием «морригна» (множественное число от «Морриган»). Благодаря своему «особо выдающемуся положению» (а также многообразию своих качеств и заметному следу, который она оставила в артурианских легендах) Морриган повлияла на толкиновскую Галадриэль более прямо и непосредственно, чем остальные кельтские богини [2].
На первый взгляд кажется, что между Морриган, нередко предстающей в обличье вороны, и прекрасной, златовласой, миролюбивой Галадриэлью пролегает непреодолимая пропасть. Если Морриган, обольстительная и чудовищная попеременно, именуется подчас (в своих самых зловещих и свирепых проявлениях) «Королевой Демонов», то в Галадриэли, казалось бы, нет и не может быть ничего демонического: во «Властелине Колец» ее чтят превыше всех эльфов, и о том, насколько велико всеобщее благоговение перед нею, можно судить по замечанию Толкина из письма 1963 г., где он утверждает, что заимствовал многие черты характера Галадриэли «из христианского и католического учения и преданий о Деве Марии» (Letters 407). И тем не менее, по своей изначальной структуре образ Галадриэли, как и эльфов в целом, христианским не является (хотя в нем и преобладают христианские добродетели), а вдобавок, мы сталкивается с намеками на то, что на самом деле Галадриэль не столь уж идеальна и безупречна, как кажется. Само имя ее многим внушает страх, и те, кто ни разу не встречался с нею, склонны считать ее по меньшей мере опасной, если не хуже. И дело даже не только в слухах и сплетнях о «Чародейке Золотого леса» и «Хозяйке волшебства». Есть кое-что еще, заставляющее нас, пусть и в порядке рабочей гипотезы, но все же рассмотреть Галадриэль в ином, далеко не столь благостном свете. В одном из эпизодов Толкин раздвигает границы образа и дает пресловутой демонической стороне Галадриэли возможность проявиться открыто. Это происходит, когда Фродо предлагает Галадриэли Кольцо и на краткий миг она видит себя королевой Срединной земли — «прекрасной и грозной, как заря и как ночь! Светлой, как море и солнце и снег на горных вершинах! Ужасной, как буря и молния! Несокрушимей основ земли! Все будут любить меня, и всех я повергну в отчаянье!» (FR 381).
И даже это еще не все. Если не ограничиваться «Властелином Колец» и обратиться к другим произведениям Толкина, найдутся дополнительные указания на то, что Галадриэль и впрямь не так уж добра и миролюбива. Из «Сильмариллиона» мы узнаем, что она была единственной «женщиной… среди мятежных владык нолдор», которые взбунтовались против валар и отправились в Срединную землю. Хотя, в отличие от остальных, она не давала никаких клятв, все же «стремилась она узреть новые земли, обширные и свободные, и воцариться в тех краях и править по собственной воле» (83—84).
В действительности же образ Галадриэли (или, точнее, тот образ Галадриэли, который разрабатывался в черновиках, составивших толкиновский «легендарий») еще менее последователен и прямолинеен, нежели его, так сказать, концентрированный вариант, вошедший в опубликованный текст «Сильмариллиона». В общем и целом, по словам Кристофера Толкина, противоречия, обнаруживающиеся в этом образе, весьма «серьезны», а «основания и мотивы, по которым Галадриэль оставалась в Срединной земле, разнообразны». Более того, история ее брака чрезвычайно запутанна: ни с одним фрагментом истории Срединной земли не связано столько проблем, сколько с историей Галадриэли и Келеборна (UT 225).
В письме 1967 г. (за четыре года до сравнения Галадриэли с Девой Марией) Толкин называет Галадриэль не просто участницей, а одной из «главных действующих лиц мятежа», подразумевая, что она была вовлечена в те события гораздо более непосредственно, чем представляется по версии «Сильмариллиона» (Letters, 386). В одном из поздних черновиков (написанном, по мнению Кристофера Толкина, «определенно» позднее, чем «Дорога вечно вдаль бежит» [19], то есть в середине или конце 60-х гг.) перед нами предстает личность еще более мятежная и волевая, чем во «Властелине Колец», «Сильмариллионе» и всех сказаниях, вошедших в «Историю Срединной земли». Отсюда мы узнаем, что «материнское имя» Галадриэли (имя, которое давали во младенчестве или раннем детстве на основе предвидения, посетившего мать ребенка) — Нервен, что означает «мужедева». Здесь она описывается как «могучая телом, разумом и волей, не уступавшая ни ученейшим, ни сильнейшим из эльдар во дни юности их». При этом она неугомонна до предела — даже в Благословенном краю она «не ведает покоя»; и, сохраняя в глубине сердца «дух благородный и бескорыстный», она, тем не менее, «горда, сильна и своевольна» и «мечтает о дальних странах и землях, которыми могла бы владеть и править, как пожелает сама, без опеки». Из «гордыни» она отвергает «прощенье валар» (дарованное всем, кто сражался против Моргота), и «не желает вернуться» и «уступить» (UT 225—228). Таким образом, Галадриэль (по крайней мере, в этой версии) — не просто единственная женщина, вставшая на сторону мятежников или даже сыгравшая в этом бунте активную роль, а неуемная, честолюбивая, почти маскулинная личность, которая самим своим стремлением жить собственным умом и править по собственной воле подливает масла в огонь смуты, разожженный Феанором — предводителем мятежных нолдор. И в этом отношении она оказывается значительно ближе к сеющей раздоры, вспыльчивой и гневливой Морриган, чем представлялось нам поначалу.
С другой стороны, и функции Морриган не сводятся к войне и разрушению. Подобно Одину, она обладает рядом позитивных свойств — прежде всего, по словам Люси Аллен Пейтон, «знанием будущего, способностью влиять на природные явления и принимать разнообразные обличья» [3]. В этих свойствах также может таиться определенная доля опасности, однако сами по себе они воспринимаются, скорее, как полезные. Имеются и другие указания на то, что этой богине была присуща и более светлая сторона. Первоначально Морриган помогает Кухулину (пока тот не отвергает ее любовь), а под конец жизни героя, когда уже становится очевидно, что он погибнет в битве, пытается изменить судьбу и спасти его еще раз. Разумеется, судить о характере Морриган по этим отдельным эпизодам покровительства и раскаяния довольно трудно, однако о том, что некогда эта богиня обладала более разнообразными и, в целом, более позитивными функциями свидетельствуют и другие данные. В одном известном сюжете она вступает в брачный союз с Дагдой — Благим Богом, обладателем чудесного мешка, из которого рекой льется зерно, и волшебного котла, дарующего пищу и поэтическое вдохновение, а также воскрешающего мертвых. Трудно представить себе, чтобы союз Дагды с кем бы то ни было воспринимался как неблагоприятный; более того, само соитие Морриган с Дагдой (совершающееся на берегу водного потока), присущие ей вообще наклонности соблазнительницы (опять-таки, ассоциирующиеся с водными потоками) и существование таких топонимов, как Сад Морриган или Холмы Морриган, уже в достаточной мере подтверждают, что Морриган была не только богиней войны, но и богиней плодородия.
Схожими способностями и схожей образностью наделена Галадриэль: у нее также есть свой сад; взор ее свободно проникает вдаль и вглубь; и, кроме того, она тесно связана с водой (прежде всего — через свое кольцо Ненья, эльфийское Кольцо Вод). Если Роджер Шерман Лумис прав в своем предположении, что Морриган и соответствующая ей валлийская богиня Модрон происходят, главным образом, «от древнего кельтского божества вод» [4], то Галадриэли (как литературной преемнице подобных богинь) и впрямь подобает носить эльфийское кольцо Ненья и обитать в краю, опоясанном реками и ручьями [5].
Верно, что в образе Галадриэли отражены далеко не все функции богинь плодородия. Но не будем забывать: хотя Толкин и дожил до 1973 года, родился он все же в викторианские времена. Поэтому не удивительно, что образ Галадриэли очищен от всех более чувственных и «плотских» аспектов, присущих кельтским богиням. Богини же эти несомненно состояли из плоти и крови. Они любят и тоскуют, вступают в связи с мужчинами и даже рождают детей — не в пример той Галадриэли, которая предстает перед нами во «Властелине Колец» как бабка Арвен, отделенная от биологических функций промежуточным поколением, и не столько созидает и порождает новое, сколько охраняет то, что уже создано.
По крайней мере, таково первое впечатление. Но здесь за Толкином нужен глаз да глаз. Как и в случае с Гэндальфом, Толкин вполне способен оставить какие-то намеки на глубинный подтекст, который очень легко упустить из виду читателю, не слишком внимательному или незнакомому с литературными и мифологическими прототипами. Прежде чем наклеить на Галадриэль ярлык «ущербной» покровительницы плодородия, функции которой ограничены викторианскими пережитками, вспомним тот момент, когда она вручает Сэму ларец с землей — землей, которая впоследствии омоет плодородной волною весь Удел и не только покроет его пышными травами и деревьями, растительностью вообще, но и даст жизнь новому многочисленному поколению хоббитов. Можно возразить, что этот образ чувственности — все равно слишком умеренный, отчужденный и «одомашненный», однако его вполне достаточно, чтобы убедиться, что Галадриэль как покровительница плодородия отнюдь не «ущербна» и функции ее не ограничены сферой растительной жизни.
Примечания
[1] Rees and Rees, Celtic Heritage, p. 36.
[2] Lucy Allen Paton, Studies in the Fairy Mythology of Arthurian Romance, 2nd ed., ed. Roger Sherman Loomis (New York: Burt Franklin, 1960), p. 11. Впервые книга Пейтон была опубликована в 1903 г.
[3] Paton, Studies in the Fairy Mythology of Arthurian Romance, p. 12.
[4] Roger Sherman Loomis, Wales and the Arthurian Legends (Cardiff: University of Wales Press, 1956), p. 126. Иногда Лумис заходит слишком далеко в своих теоретических предположениях, однако в его работе достаточно полно отражен спектр представлений, бытовавших во время Толкина в данной области исследований. Толкин знал книгу Лумиса и цитировал ее в предисловии к совместному с Гордоном изданию «Сэра Гавейна и Зеленого рыцаря» (xii).
[5] В ранних черновиках Галадриэль хранит Кольцо Земли, а не Воды, но разница не столь уж велика: земля не в меньшей степени, чем вода, ассоциируется с плодородием (см. VII 260 и 265).
http://annablaze.livejournal.com/41413.html
Вход
FAQ
Поиск
